Уитмен. Листья травы. Когда он... оглядывался вокруг,
то на что бы он ни смотрел
с жалостью, любопытством, страхом
или любовью,
он становился этим предметом,
и этот предмет становился частью его
на один день или на одно мгновение
дня,
. .на целый год или на циклы
тянущихся лет.
YK По весне кентавр лютует оглашая воздух всуе Кентаврица же не глядя и одной красы лишь ради Как лебяжьми крылами всполохнет двумя руками Их сплетет тотчас цыганкой над своею головой Груди юные волнуя зазвучит волшебный бубен Разметав льняные пряди по лицу и по плечам Выгнув шею ловко ладит с ним беседу по душам С перебором баловница стройной ножкою спешит И кокетливо ресницы прикрывают жар ланит Налитым бедром случайно чуть в его бедро толкнет Спотыкнется он отчаянно и в весенний рог ревет И не сдерживая страсть ей свою он мощь отдаст Он ликует и поет И с счастливою тоской Грудь до крови рвет Герой Разметав льняные кудри по плечам и по лицу Нарумянилась как будто новобрачная к венцу Мчит себя не чуя птица и дитя и царь-девица И распутница-царица и девчонка-озорница Зачастила капель звонко цокот слышится весны Кентаврица амазонкой зимние расторгла сны Жгучей сорваны поземкой сметены с ветвей постромки Почерневшие зимы звонок жаркий всплеск зари И растаяли спросонок белые богатыри Хлестко бьют ее копыта по расквашенной стезе руки навстречу раскрыты и судьбине и грозе В сердце бьется бури рокот грохает волной прибоя С грешной святостью она ждет кентавра за собою Так ладья кормы не чуя мчит на волны за бедою Ты постой постой желанный подожди премудрый Всюду льется запах странный – совладать так трудно Разметав льняную гриву по плечам и по лицу Скачет скачет горделиво - я хочу к венцу Ты постой постой мой званный придержи свой бег Подойди ко мне желанный - наш струится век Бьется в сердце бури рокот не шумят сады Там сливаясь тело с телом строятся лады Там ритмичный дробен топот – лета ждут плоды Внемлен лишь невнятный шопот – ветки и трава шуршат... Разметав льняную гриву по спине и по лицу Скачет чудище игриво видно стать по молодцу Буйно пляшет кобылица вихрем космы вороша Раскраснелась кентаврица расплескалася весна Ведьма – ведница - ведьмица - век без отдыха и сна Кентаврина кентаврица – До чего же хороша!
Не видать мне слоника
Что живет в Салониках
И не грызть редиски
От моей Алиски
Нет ничего не намели
А я хочу жар-птицу
Так ноль на ноль ты подели -
Получишь единицу

Я песни ей пел силуэт рисовал
Допустим совсем неумело
И первым в лице ее тихом узнал
Черты рафаэлевой девы
Но в зеркало девушка скорбно глядясь
Насмешливо грустно сказала
Ну где ты увидел тут Еву
Глаза точно щелки
Поспать бы им всласть
И рот чтобы есть
И рада бы только что толку
А нет что ж терзаться мечтою
Какая уж есть я останусь такою
И я ей подал сокровенную весть
И тихо дыханьем ушко щекоча
Сказал
Есть правило то что начало начал
Коль хочешь ты знать поточнее
Какая ты есть в самом деле
И чтоб себя видеть такою
Должна подружиться с судьбою
Глянь в зеркало тотчас как страстью томима
Познаешь любовь ты с любимым
Далекий любых философий
Я свой демонстрировал профиль
Устами моими вещал сатана
Поверила в версию эту она
Пришелся рецептик ей мой по душе
Нашелся любимый - не я а с кем рай в шалаше
И к зеркалу жар пылкой страсти познав
Она тотчас робко прильнула
Без веры с надеждою затаенной
И охнула девушка вдруг увидав
Лицо что светилось мадонной
Решила она что колдун это я
Ко мне вечным ликом тогда обратясь
Мне вечною дружбой она поклялась
Решила она что счастливые вечно
Мои Рафаэль и Да Винчи
Срисовывали а не создавали
В любви сотворяемых женщин
Хранитель не я тайны этой
И найден источник секрета
Она рукотворную душу любви
Рисует сама на себе и в себе на крови
Колдуньей беспечной на святках
Шаля ворожит
А слово держать не спешит
Столь пылкие в клятвах
В калядках и прятках
Попробуй поймать вас ну где вы
Коварные дочери Евы
Вот в чем уж совсем не ленивы
Гибки и увертливы очень красивы
Сродни юным прутикам ивы
Имел их в виду сказавши Воздам
Господь приспособив их к розгам
И эта меня провела
Вильнула хвостом и была такова
Конечно в себе ощущала она
Несметную силу таланта
Всех бывших и будущих вмиг поголовно
В рабов превращая своей красоты
Усталой от страсти любовной
А мне же досталось горбатить мечты
И пыжиться в роли Атланта
Я в зеркале вижу любом те черты
Что врезались в сердце когда-то
Я их срисовал и послал ей вослед
Она не признала их
Что ж нет так нет Юрий Королев


Я так тебя люблю и этот дождь
Затапливающий дом уже сто дней
И это солнце в сто степей и сто пустынь
Мой жар сердечный вечно одинаков
Я ввысь смотрю в надежде Зодиаков
Увидеть знак не скажет мне остынь
Я не приемлю тормозящих знаков
А если так лишь поднатянем вожжи
И пустим вскачь заморенных коней
По своему я верую в судьбу я с ней согласен
Когда ее несокрушимое веленье
В согласии с моим о жизни представленьем
А нет я мчусь по параллельной трассе
Я все прошел и мелко и по крупной
Не уступал когда совсем невмоготу
Я ждать не стал и не умел я ждать
Я предлагал Творцу решить начистоту
Даруй мне все или вели стать трупом
Он осенил меня улыбкой благодати
Я рвусь как прежде и всегда
Иду на вы и не ряжуся в тогу
И наконец у цели вот она
Мерцает у счастливого порога
Ловлю сияющую тень
Ищу нетерпеливою рукою
Где ж это я теперь
Там где и все
В разделочной у Бога. Юрий Королев

Мой ветроход идет под ветром
Но не по ветру ветроход
И не уступит он ни метра
Кто паром или солнцем прет
Летит вперед мой ветроход
Пусть жгуч порыв и парус рвет
На гребне волн мой утлый челн
В закатном солнце желт и цвел
Непотопляем как скорлупка
Сверкнет блестящим боком шлюпка
Спиною черною дельфин
Укажет путь среди махин
Громадных волн
Пусть хрупок челн
Но не страшится челн мой волн
Я кормчий правлю этот челн
Прозрачный парус мне послушен
И покоренный моря дол
Гудит мне предлагая дружбу



Весенняя песнь
По весне кентавр лютует оглашая воздух всуе
Кентаврица же не глядя и одной красы лишь ради
Как лебяжьми крылами всполохнет двумя руками
Их сплетет тотчас цыганкой над своею головой
Груди юные волнуя зазвучит волшебный бубен
Разметав льняные пряди по лицу и по плечам
Выгнув шею ловко ладит с ним беседу по душам
С перебором баловница стройной ножкою спешит
И кокетливо ресницы прикрывают жар ланит
Налитым бедром случайно чуть в его бедро толкнет
Спотыкнется он отчаянно и в весенний рог ревет
И не сдерживая страсть ей свою он мощь отдаст
Он ликует и поет
И с счастливою тоской
Грудь до крови рвет
Герой
Разметав льняные кудри по плечам и по лицу
Нарумянилась как будто новобрачная к венцу
Мчит себя не чуя птица и дитя и царь-девица
И распутница-царица и девчонка-озорница
Зачастила капель звонко цокот слышится весны
Кентаврица амазонкой зимние расторгла сны
Жгучей сорваны поземкой сметены с ветвей постромки
Почерневшие зимы звонок жаркий всплеск зари
И растаяли спросонок белые богатыри
Хлестко бьют ее копыта по расквашенной стезе
руки навстречу раскрыты и судьбине и грозе
В сердце бьется бури рокот грохает волной прибоя
С грешной святостью она ждет кентавра за собою
Так ладья кормы не чуя мчит на волны за бедою
Ты постой постой желанный подожди премудрый
Всюду льется запах странный – совладать так трудно
Разметав льняную гриву по плечам и по лицу
Скачет скачет горделиво - я хочу к венцу
Ты постой постой мой званный придержи свой бег
Подойди ко мне желанный - наш струится век
Бьется в сердце бури рокот не шумят сады
Там сливаясь тело с телом строятся лады
Там ритмичный дробен топот – лета ждут плоды
Внемлен лишь невнятный шопот – ветки и трава шуршат...
Разметав льняную гриву по спине и по лицу
Скачет чудище игриво видно стать по молодцу
Буйно пляшет кобылица вихрем космы вороша
Раскраснелась кентаврица расплескалася весна
Ведьма – ведница - ведьмица - век без отдыха и сна
Кентаврина кентаврица – До чего же хороша!



Пусть за полное неожидание
За пустое словно россыпь черных дыр
Вдруг засветится живое сострадание
И сомкнется с ожиданием моим
Нет не жди меня не жди пожалуйста
Ожидание моя стезя я приду и ты пожалуйся
На меня и мне слезой рося
За неожидание не будет спроса
Неожидание немалый труд
Боль неожидания громаднейшего роста
И не гаснет просто так и как-нибудь
Вырасти свое неожидание чтоб оно закрыло синь небес
Но не ожидай и воздаяния
За неожидание не жди чудес
И за полное неожидание
За пустое словно россыпь черных дыр
Вдруг засветится живое сострадание
И сомкнется с ожиданием моим


Осознанная необходимость.
Сижу на привязи спусти
могу я съесть соседа
В окне торчит он во плоти
хотел бы побеседовать
Он на меня таращит глаз
но бдит его красотка
Пусти его он тоже враз
кусок отхватит плоти
Меня вот так в обход пусти
потом проблем не разгрести
Придется фактов нагрести
чтоб на свободу отпустить
Осознанной в виду необходимости
Пришли мне зов ты слышишь жду
Молчания невидимых оков
ведь ты не примешь за вражду
И мести ожидание
ты не сочтешь за ворожбу
Тревожных снов отчаяние
Пришли мне зов услышь прошу мою мольбу
яви рабу пророчество
В знак нелюбви себе хочу
простого одиночества
Не вспоминать и не искать не ждать и не надеяться
Жизнь натянуть как нить тугую
Здесь в светлой яви не в аду я
Приму легко судьбу любую
Не Прометеева скала и не его оковы
Я в келье заковал себя и так проходят годы
Держу себя я за грудки недрогнувшей рукою
Ломаю кости ног своих чтобы не быть с тобою
Чтобы и кости мне спасти и чтоб из кельи не уйти
Моей свободе за флажки осознанной необходимости
Никто не в силах мне помочь я сам себя морочу
Над жертвенным огнем молчу лишь уголья ворочаю
Стенает сытый сатана от грехопресыщения
Горящим взором на меня он смотрит с отвращением ЮК

Надежда как известно терпелива
И когда оттренькает мой час
Вы с нею встретитесь и неторопливо
Обсудите что там и где у нас
Я старую свою лелею рану
И не хочу ее лечить ничем
И боли не отдам и грана
Она мне самому нужней
Ни временем ни взором ни вином
Ее я даже утешать не стану
Ее я ловко прячу паче чаянья
Скрывая за улыбкою отчаянье
С улыбкою отчаянье мое
Я все надеюсь мы усядемся за чаем
И взоры перестанем прятать ниц
Сплетем улыбки и беда растает
Сбежав слезой из-под твоих ресниц
Надежда удаляется последней
Уйду я а она с тобой
Помянет грешника улыбкой бледной
Насмешливой как отражение мое Юрий Королев
Вот я ушел она ж осталась
Надежда не случайно задержалась
Она и уходя не хлопает дверьми
Ее визит к тебе лишь означает
Что в памяти твоей отыщется случайно
тот уголок там бывший изначально
где жил и я надеждою томим
Чтоб вновь сопережить сомненья
Приливы радости уколы сожаленья
Надежда тихо прикрывает двери
И тенью гибкою скользит за мною вслед
Глянь нитью тонкою пульсируют любовь и гений
Привычно за руки и след во след
Пусть веет слабый сквознячок
И лишь когда растают строфы пений
Услышишь еле слышимый щелчок
Тогда уж все.

Когда Бог возжелав добра
Задумал куклу из ребра
Он сделал десять но одну
Он выстрогал лишь для себя
И этой куклой я была
Ну иль пробабушка моя
И я проматерь матерей
Нет одиночества полней
Чем миг рождения детей
Нам пастырь дал
Вот этот дар
Которым сам располагал
В кровавый сладкий миг творенья
Миг гибели и воскресенья
Из груди выломать ребро
В крови и боли из него
Вдруг сотворить мечту свою
Создать последствие свое Юрий Королев
Совсем не стало одиночества
И не тревожит волчий вой
В тоске рутинной девы очи
Не пробуждают ничего
Творец наш тоже в муках творчества
Был совершенно одинок
Нам завещал от одиночества
Не помогает неги шелк
Напротив этот зов томительный
Предчувствие творца
Влечет и миг мучительный
Сомнения не обронил ли дар отца
И ты бежишь любимых и друзей
И остаешься на один с судьбою
И вновь еще мучительней и злей
Предчувствием томим
Меняешь жизнь на дар
Интеллектуальных пантомим
И не уступишь никогда
Создатель дал
Создатель взял
В чем можешь быть уверен
Когда ты божее творенье
Обретшие свой дар талант
Пожертвованные люди
В соревнованье этом злом
Ты сам себе так труден
Отверженный и поделом
Нет шанса на подмогу
И рвешься чтоб не опоздать
В разделочную к Богу ЮК





Нельзя мы не любили с детства
Нельзя мешало просто жить
Нельзя проверенное средство
Стезя - к запретному торить
И жить нельзя и умереть нельзя
любить нельзя и ненавидеть сложно
нельзя грустить
простить нельзя и мстить нельзя
и жить и умереть тревожно
Любовь не принимает извинений
Поэтому не извиняться можно
герой я не люблю тебя
и не приемлю в сновиденьях
я поцелуев не любя
магических не молвил фраз
и избегал волшебных слов
мне истина порукой
и мне она не режет глаз
не бремя мука
сладостных оков
колдунья! не люблю тебя
волшебным зельем опьяненный
я не люблю тебя
я счастлив слышать шопот яда
в тугих артериях моих
и не спугнет усмешка ада
в святых сюжетах на двоих
любви чудесные преданья
и можно жить и умереть хотелось
так призрачно существованье
на свечку вспархивающих мотыльков
Спасительней нельзя нет слов
нельзя спасает наше тело
нельзя сработано в веках
не верю я что тело – прах


От до до до
Вечности восемь Как котомку носим
Ветер в ветках вековал И из веток свил овал
Рисовал и завывал Честно гамму выпевал
До до до до до до Как бы свитое гнездо
Ветер с ветки сплел до до И от до до до
Век ты в клетке Что висит на ветке
Век в ней вековать Клетку выковать
До до до И опять до до
Зачем весна Зачем страданья
Я не любви молю А воздаянья
Здесь не любовь красна А со-страданье
Ты ж не любовь несла, А подаянье

Гавол - демон, дьявол
Грохочет шопотом тамтам
Читает гавол по следам
Журчит таинственная течь
И Волга продолжает речь
А грустный леший задремал
Ему не внове этот бал
Косматый мечется в ночи
И сердце ужас горячит
Тревожен топот стада жертв
И лгать становится невмочь
И иволга торопит ночь
А дождь наткет прозрачных дев
Где Волга, Кама и Дунай
Волчара волк – здесь мира край
Зрит сумрачно сквозь клеть дерев
Грохочет шопотом тамтам
Крадется гавол по следам


Тревогою не взвоют трубы
Не выпущу я горького из горших
Не дрогнут губы
и не вспомнить прошлых
Что я Гекубе или мне Гекуба
Звенит струна на гуслях у Баяна
Поет стрела с неслышимым рассказом
И плачет сердце неумолчной раной
Тревожным пульсом от волнения сразу
Трепещет жилка по-над чистым глазом
Неразделенную тоску сменила мука
Ведь муку не разделишь – даже руку
Не подадут прощаясь
Такая жалость и лишь тьма сгущалась
Нелегкая мне выпала докука
Намучиться не с болью а со скукой
Судьба всесильна и бывает грубой...
А вдруг – молчащая восстанет рать
И неожиданно сыграет зорьку
Воспоминанье горшее из горьких
И дрогнут губы и воспрянут трубы
Но прежде чем она меня погубит
Мне все-таки хотелось бы узнать
Что я Гекубе и что мне Гекуба




Слезой прозрачной смещены
Черты улыбчивые губ
Они вниманьем смущены
А я настойчив почти груб
И капля новая стекла
Щекою твердой мимо рта
И ты застыла у окна
Тебе воскресшего утра


По весне кентавр лютует оглашая воздух всуе
Кентаврица же не глядя и одной красы лишь ради
Как лебяжьми крылами всполохнет двумя руками
Их сплетет тотчас цыганкой над своею головой
Груди юные волнуя зазвучит волшебный бубен
Разметав льняные пряди по лицу и по плечам
Выгнув шею ловко ладит с ним беседу по душам
С перебором баловница стройной ножкою спешит
И кокетливо ресницы прикрывают жар ланит
Налитым бедром случайно чуть в его бедро толкнет
Спотыкнется он отчаянно и в весенний рог ревет
И не сдерживая страсть ей свою он мощь отдаст
Он ликует и поет
И с счастливою тоской
Грудь до крови рвет
Герой ЮК

Творческая биография всякого поэта начинается тогда, когда он врдуг обнаруживает на фоне пристрасти к бумагомарательству олнажды пришедшее истинное наслаждение от того, что вдруг получается - не шуточное, не подражательское, - а неопровержимо узнаваемое истинное творческое событие. Удивление, удовольствие, наслаждение в сочетании с недоверием - неужели это я? - Ай да Пушкин, ай да сукин сын! - требуют повторения. И поэт начинает портить созданное Музой произведение: он его редактирует и доводит до полного неузнавания и изнеможения. С этого момента он уже знает, где остановиться; но не знает где, вернее когда, начать... Это ожидание явления Музы - вечная тема у всех поэтов; впрочем, не только поэтов, но и писателей и художников, даже химиков и ботаников, не говоря уже об актерах и спортсменах, - у всех лицедеев, то есть людей, способных выдавать нечто, находящееся за пределами человеческой обыденности и повседневно не свойственное даже этому лицу. Этот отмеченный судьбой человек естественно стремится повторить неизбывное счастье творения и узнавания и обнаруживает, что оно не поддается его приказам; отсюда мильон страданий, фобий и скверных привычек, которые возможно и случайно сопровождали появление Музы: алкоголь, наркотик, кофе, бессонница и всякое разное накручивание экзальтаций, - приводящих порой к ранней гибели героя. Но если он к сорока не погиб, то обнаруживает, что упорное следование занудному обряду: утром встать и немедленно засесть за работу - не зависимо от желаний и настроений, дает регулярную и надежную уверенность в возвращении вдохновения - одни-два раза в неделю или раз в месяц, как кому повезет; так из Байрона происходит Гете, а из Лермонтова - Лев Толстой.

Юрий Королев. Я при жизни был рослым и стройным. Гении, прожившие нормальный срок, умирали по нескольку раз, вновь и вновь находя себя другим - но неизменно Божественным, - то в голубых, то в оранжевых периодах, то в серебряном, то в футуристическом небе. Владимир Высоцкий - поэт из плеяды гениев одной высокой волны, с гребня которой они падали в вечность и физическое небытие. Таких среди великих поэтов много (за последние двести лет - Байрон, Шелли, Пушкин, Лермонтов, Маяковский, Есенин, Блок и целый список по алфавиту), я бы сказал большинство; это характерно не только для поэтов, но и для художниов во всех сферах творческой деятельности. Предчувствие скорой смерти просматривается всегда в их произведениях, потому что приходит ощущение законченности этой страницы творчества, а будет ли новая - неведомо, ибо это может быть достоянием лишь Божьей вести; кстати, и у тех из них, кто потом прожил большую и плодотворную жизнь, как Лев Толстой, например. Их гений, их талант - дар Божий, и так и воспринимался ими, ибо они сами не понимали, откуда эта благодать; конечно, они были великие трудолюбцы, но прекрасно осознавали, что за качество плодов их творчества трудолюбие отвественно только в малой мере; остальное неведомо откуда взялось - от Бога, приснилось, рука сама написала... В основе всех фобий великих творцов был страх однажды утратить этот дар, и вовсе не в том дело, что их ждал общественный позор и разочарование, хотя они всегда очень болезненно реагировали на критику и утверждения, что их блеск погас; но в том, что они до смерти и более чем страшились лишиться этого замечательного состояния, называемого Вдохновением и связываемого ими с божественным озарением и с собственной особенностью, сродни Богу и Божественности, в которое они впадали в творческом экстазе: лишиться этого - страшнее смерти; и они жили с постоянным ощущение дамоклова меча: вот рухнет, и все кончится, как началось - неизвестно откуда. Собственная причастность к богу для них и у них не вызывала ни вопросов, ни недоумения: в своих досмертных Памятниках они не скрывают этого. Высоцкий ушел на гребне первой волны; несомненно его ждали периоды творчества во всех цветах радуги; но и за сорок лет он одарил нас со всей щедростью, свойственной гению.

Я при жизни был рослым и стройным,
Не боялся ни слова, ни пули
И в привычные рамки не лез,-
Но с тех пор, как считаюсь покойным,
Охромили меня и согнули,
К пьедесталу прибив "Ахиллес".

Не стряхнуть мне гранитного мяса
И не вытащить из постамента
Ахиллесову эту пяту,
И железные ребра каркаса
Мертво схвачены слоем цемента,-
Только судороги по хребту.

Я хвалился косою саженью -
Нате смерьте! -
Я не знал, что подвергнусь суженью
После смерти,-
Но в обычные рамки я всажен -
На спор вбили,
А косую неровную сажень -
Распрямили.

И с меня, когда взял я да умер,
Живо маску посмертную сняли
Расторопные члены семьи,-
И не знаю, кто их надоумил,-
Только с гипса вчистую стесали
Азиатские скулы мои.

Мне такое не мнилось, не снилось,
И считал я, что мне не грозило
Оказаться всех мертвых мертвей,-
Но поверхность на слепке лоснилась,
И могильною скукой сквозило
Из беззубой улыбки моей.

Я при жизни не клал тем, кто хищный,
В пасти палец,
Подходившие с меркой обычной -
Опасались,-
Но по снятии маски посмертной -
Тут же в ванной -
Гробовщик подошел ко мне с меркой
Деревянной...

А потом, по прошествии года,-
Как венец моего исправленья -
Крепко сбитый литой монумент
При огромном скопленье народа
Открывали под бодрое пенье,-
Под мое - с намагниченных лент.

Тишина надо мной раскололась -
Из динамиков хлынули звуки,
С крыш ударил направленный свет,-
Мой отчаяньем сорванный голос
Современные средства науки
Превратили в приятный фальцет.

Я немел, в покрывало упрятан,-
Все там будем! -
Я орал в то же время кастратом
В уши людям.
Саван сдернули - как я обужен,-
Нате смерьте! -
Неужели такой я вам нужен
После смерти?!

Командора шаги злы и гулки.
Я решил: как во времени оном -
Не пройтись ли, по плитам звеня?-
И шарахнулись толпы в проулки,
Когда вырвал я ногу со стоном
И осыпались камни с меня.

Накренился я - гол, безобразен,-
Но и падая - вылез из кожи,
Дотянулся железной клюкой,-
И, когда уже грохнулся наземь,
Из разодранных рупоров все же
Прохрипел я похоже: "Живой!"

И паденье меня и согнуло,
И сломало,
Но торчат мои острые скулы
Из металла!
Не сумел я, как было угодно -
Шито-крыто.
Я, напротив,- ушел всенародно
Из гранита.
Тексты песен: http://shanson-text.ru/song.php?id_song=1353

ФРАНСУА ВИЙОН «ЭПИТАФИЯ, НАПИСАННАЯ ВИЙОНОМ ДЛЯ НЕГО И ЕГО ТОВАРИЩЕЙ В ОЖИДАНИИ ВИСЕЛИЦЫ»
Я – Франсуа – чему не рад! –
Увы, ждет смерть злодея,
И сколько весит этот зад,
Узнает скоро шея.
Ты жив, прохожий. Погляди на нас.
Тебя мы ждём не первую неделю.
Гляди — мы выставлены напоказ.
Нас было пятеро. Мы жить хотели.
И нас повесили. Мы почернели.
Мы жили, как и ты. Нас больше нет.
Не вздумай осуждать — безумны люди.
Мы ничего не возразим в ответ.
Взглянул и помолись, а бог рассудит.

Дожди нас били, ветер тряс и тряс,
Нас солнце жгло, белили нас метели.
Летали вороны — у нас нет глаз.
Мы не посмотрим. Мы бы посмотрели.
Ты посмотри — от глаз остались щели.
Развеет ветер нас. Исчезнет след.
Ты осторожней нас живи. Пусть будет
Твой путь другим. Но помни наш совет:
Взглянул и помолись, а бог рассудит.

Господь простит — мы знали много бед.
А ты запомни — слишком много судей.
Ты можешь жить — перед тобою свет,
Взглянул и помолись, а бог рассудит.

Перевод И.Эренбурга
Другая версия перевода

BALLADE DES PENDUS
Frères humains, qui après nous vivez,
N'ayez les cœurs contre nous endurcis,
Car, si pitié de nous pauvres avez,
Dieu en aura plus tôt de vous mercis.
Vous nous voyez ci attachés, cinq, six:
Quant à la chair, que trop avons nourrie,
Elle est piéça dévorée et pourrie,
Et nous, les os, devenons cendre et poudre.
De notre mal personne ne s'en rie;
Mais priez Dieu que tous nous veuille absoudre!

Si frères vous clamons, pas n'en devez
Avoir dédain, quoique fûmes occis
Par justice. Toutefois, vous savez
Que tous hommes n'ont pas bon sens rassis.
Excusez-nous, puisque sommes transis,
Envers le fils de la Vierge Marie,
Que sa grâce ne soit pour nous tarie,
Nous préservant de l'infernale foudre.
Nous sommes morts, âme ne nous harie,
Mais priez Dieu que tous nous veuille absoudre!

La pluie nous a débués et lavés,
Et le soleil desséchés et noircis.
Pies, corbeaux nous ont les yeux cavés,
Et arraché la barbe et les sourcils.
Jamais nul temps nous ne sommes assis
Puis çà, puis là, comme le vent varie,
A son plaisir sans cesser nous charrie,
Plus becquetés d'oiseaux que dés à coudre.
Ne soyez donc de notre confrérie;
Mais priez Dieu que tous nous veuille absoudre!

Prince Jésus, qui sur tous a maistrie,
Garde qu'Enfer n'ait de nous seigneurie:
A lui n'ayons que faire ne que soudre.
Hommes, ici n'a point de moquerie;
Mais priez Dieu que tous nous veuille absoudre!
Катрен, сочиненный Вийоном в ожидании смерти
Quatrain
Авторы переводов:
Юрий Корнеев
Юрий Кожевников
Илья Эренбург
Наталия Стрижевская
Аркадий Застырец
Текст оригинала
Je suis François, dont il me poise,
Né de Paris emprés Pontoise,
Et de la corde d'une toise
Saura mon col que mon cul poise.

Примечание: Написано стихотворение, если верить Клеману Маро, в конце декабря 1462 года или даже в начале 1463 года.
Переводы
Юрий Корнеев
Четверостишие, сочиненное Вийоном после приговора к повешению
Я – Франсуа, парижский хват,
И казни жду, отнюдь не рад,
Что этой шее объяснят,
Сколь тяжек на весу мой зад.
Примечания:
«Франсуа» – звучало как «француз», т. е. житель Иль-де-Франса – в отличие от бургундцев, нормандцев и жителей прочих герцогств он подлежал французскому правосудию: иначе мог бы и не сидеть в тюрьме, не будь он французом.
Юрий Кожевников
Катрен
Да, я – Франсуа, это горько сейчас,
В Париже рожден, ну почти в Понтуаз,
И вскорости шея узнает как раз,
Сколь задница весит, вися напоказ.
Примечания:
Вийон скорбит о том, что он француз (Франсуа), ведь родись он не в Париже, а где-нибудь ещё, да вот хоть в городишке Понтуаз неподалеку от столицы, он не попадал бы под законы суда г. Парижа и был бы отпущен, как какой-нибудь бретонец или бургундец, на все четыре стороны.
Илья Эренбург
Четверостишие, сложенное Вийоном, когда он был приговорен к смерти
Я – Франсуа – чему не рад! –
Увы, ждет смерть злодея,
И сколько весит этот зад,
Узнает скоро шея.
Наталия Стрижевская
Франсуа Вийон
Четверостишие, которое написал Вийон, приговоренный к повешению
Я Франсуа Вийон, увы!
И не спасут уловки -
Как зад тяжел для головы,
Узнаю на веревке.
Аркадий Застырец
Катрен
Я — Франсуа, и в том беда,
Я буду вздернут, господа:
И сколько весит зад — тогда
Усвоит шея навсегда.